- Ну пасмари, хозяйк, я правда эту накидку от Ульфрика получил, - протянул Финн, одну обветренную до цыпок руку лелея на кружке горячего пива с мёдом и специями, а другой толкая через стойку женщине подожранную у правой ключицы изнутри какой-то дрянью накидку, прикрывая правильным ракурсом и рукой сей досадный недостаток. Расставаться со столь роскошной и немного, но греющей душу в зиму вещью было до боли обидно, но шли третьи сутки постоя, две тетёрки и заяц, которых с собой ещё в начало непогоды притащил юный охотник, уже съедены, всё, что мог поделать у Иддры по хозяйству бывший Брат Бури (ну, не посвящённый, но всё же) - поделано. А жить-то хочется, и жрать на что-то надо, и денег, такая досада, почти совсем нет. Обчистить кого - затруднительно, ведь не бежать же в ночь, когда даже волки не воют. Обыграть - э-э-э-э... Вряд ли. Больно мордаты были постояльцы Кружева.
- Спи на сеновале над конюшней и чистить лошадей помогай! - махнула рукой Иддра, накидочку отодвигая назад в руки владельца. - Но только потому, что ты с Довакином к кургану ушёл тогда!
Финн прикусил губу. Вообще он не планировал никому парить мозг в этот раз, его история уже расползлась за осень по землям Данстара и западнее, и примелькаться не хотелось. Парню вовсе не нравились рожи сидящих в зале едоков, а голос хозяйки, как назло, был громогласный.

Финн не особо охреневал, когда его резко задвигали бывалые скайримские норды, но чем выше становился - тем меньше позволял себе терпеть.
"А жаренных гвоздей не хочешь, а?" - хотел он было спросить, но, глянув на холодные глазищи мордоворота, прикусил язык и, развернувшись к тому на три четверти и накинув свою понтовую накидку с Буревестника плеча, пригубил своего напитка. На лице у Оленьей Головы уже было на редкость сучье выражение: ухмылка пополам с сочащимся из каждой поры ядом.
- Ну, с колуном мне приходилось только чужие бошки снимать и дрова делать! - наконец выдал Финн, глядя в миску и думая обидчику туда плюнуть.
- А вот покои Ульфрика я охранял с мечом и в дракона с длинного лука стрелял! И не в мою смену убили его, ярла-то Буревестника!
Конечно, звучало это не так грамотно и красноречиво, как можно было бы, но, оттянув борт безрукавой накидки, Финн подкрепил свои слова блеском каплевидного яблока добротного стального меча, которым в самый последний год и разжился. Может, лицом он был не так затаскан, без геройских шрамов и немного смазлив, зато драться любил и если не умел, то чувствовал, как.
Правда, Финн просчитался немного, так громко озвучивая свою, пусть и бывшую, но принадлежность к караулу. То ли дело было в том, что пил он больше, чем ел, последние дни, то ли просто потерял чувство пространства и перестал учитывать, что все эти мужики с санями и крепкими конями, даром что по большей части в одежде, могли иметь другие взгляды на силы здесь, на южной оконечности Истмарка. На него вперились взгляды из-за дальнего длинного стола, и он как-то не стал озвучивать ни имя, своё и отца, ни призыв самому назваться и сказать, чего добился.
- То мясо, которое ты жрёшь, мужик, - кивнул длинным носом в сторону миски обидчика юноша, - было мною сохочено и ошкурено.
Правда, на взгляд под подгоревшей коркой Финн не особо различал, чья это лапа, и взгляд в сторону раздражённой уже на весь белый свет хозяйки переполненного заведения его выдал. Но в этот момент за тем самым дальним длинным столом оглушительно бахнула кружка, раздался рёв "Ах вы траханые Имперские крысы!", и хрупкое перемирие нордов, ехавших по своим делам и зимовавших, было нарушено.

Отредактировано Финн (11-02-2016 22:37:42)

Первым делом парню всегда на любую здравую критику хотелось сказать "ойвсё". Вторым делом он придумывал отмазки, всё просто.
- Нет, просто – старая! Ульфрик же был большой и бородатый, а я худой…
Всё это звучало довольно нелепо, но для нордского шпендела неполных восемнадцати лет – уже круто. Как минимум, у него работала фантазия и при этом хватало мозгов не называться настоящим именем в таверне, полной друзей и врагов. Не зная, врёт или нет молодчик, каждый матёрый норд скорее бы пошёл бить морду именнованному воину врага, чем малолетке.
Возможно, именно в этом заключалась треть волшебной удачи юного Финнгейра Оленьей Головы.
- Парень, а чо ты…
Договорить подколку насчёт несоответствующего морде топора Финн не успел: в сторону его, его собеседника и отвлекшейся на бочку трактирщицы бросили что-то грязное, что Финна повергало как правило в мальчишеское "хи-хи", и мутный тип не остался в ответе. Финн умыкнул у него из-под носа пустую кружку – грозное метательное оружие – и, шепнув хозяйке "яща", полетел наверх по лестнице. На углу, из которого просматриватся и простреливался метательными снарядами – кружкой, сапогом, вонючей портянклй – весь зал, рыжеватый норд замер. Братья Бури, поднявшиеся из–за дальнего стола, пошли, пока на руках, бить встающих поклонников империи. Особливо их, нордских нордов, боевой дух поддерживало меньшинство противников. В этот-то раз победа, даже без ярлов и имперских управленцев в нордском стане, была точно за ними. Трое рослых мужиков направлялись к сивому мерину с секироц за стойкой, и их приближение отлично оттенял протестующий хриплый ор Иддры.
- Ща мы тя захороним, секира ты сраная. Ничо не могут легионы, оказывается, довести до конца!
- Не, ну вы всерьёз нарываетесь, сепаратисты херовы?
Им навстречу повскакивали всякие обыватели: имперцы пониже и норд повыше, но, резко выравнивая счёт, Финн зарядил прицельным броском кружки одному из имперчиков по голове.
- Я твою маму имел ещё до своего рождения, имперец, в Бруме! – с звонким и заливистым хохотом добавил меткий стрелок и с перил перебрался со своим длинным телом на балку, чтобы полить дерущихся талым воском со свеч.
- Да-да, и тебя бледный бритый длинный бретон! – хохоча как дэйдра, выворачивая первую свечку туда, где сидел обидчик, кричал Финн, – Братья Бури во-от где видали! Неча с империей возиться, мразь хмурая!
И всё это могло продолжаться бесконечно и кроваво, как обычная пьяная свалка, не отворись внезапно в залу дверь и не заори похожий на ходячий сугроб лесоруб, житель Рощи, "Трооооооооолль".

- Ну да, не подходи – убью, я опасный, все дела, – прокомментировал сверху борзоватого едока юный норд. Жалко, что бросок кружки потратил не на него. Впрочем, задняя чуйка, которая у Оленьей Головы работала отлично, подсказывала, что один на один с этой странной рожей он выходить не хочет, и лишний раз за просто так дразнить тоже.
- Финн! Скотина такая! Ты мне крышу не ломай, она и так на соплях держится! – возмутилась Иддра, заметив его, а сама возмутительно для парня заграбастала его же сложенный к стенке лук.
Рыжеватый отвлёкся от начинающейся драки и заорал ей в ответ:
- Слышь, ты лук-то мой положь, чай не коромысло с верёвкой!
- Твою мать, пацан, ты нахера там сел?
- А ты слезь!
- На голову срать имперцу, конечно же! Шучу, ща слезу!

И тут – тролль, но лезущих друг на друга мужиков это не остановило. Финн подтянулся назад, так и не спрыгнув на стойку, потому что теперь она была скользкой от брызг крови. Орала истерично Иддра, бросив лук и закрыв себе рот, ругался другой Брат Бури.
- Твою мать, он ваще дикий!
Да, драться кулаками белобрысый, который сверху казался седым, а не блондином, явно не умел. Финн окончательно выключил дурачка, никак не прокомментировав происходящего, пока три два подвыпивших мужика пытались стащить ублюдка с уже умирающего друга, а тот не унимался.
- Финн, – икая, простонала Иддра, когда убийца вышел на улицу, – слезай, оттащи его отсюда.
- Что, к троллю и за убийцей следом, в метель?
- Просто убери его сейчас отсюда. И вы тоже, что встали?
Парень лихо раскачался и приземлился между телом и охреневающими собутыльниками скоропостижно скончавшегося. Дела-а.

На улице обыватели деревни, общим числом до двадцати, ещё без "понаехавших из таверны", сначала долго смотрели на гигантскую жопу тролля, жевавшего в ночи выдранную из конюшен и убитую лошадь. Одетые и в домашнем, вооружённые колунами или боевыми топорами, но пьяные… Старались не кричать: хоть вонючая животина и была занята кониной, а ветер сносил слова даже ближайших соседей, достаточно смелым, чтобы пойти на закуску, себя не чувствовал никто.
- Ничего себе он огромный…
- Такой нам все дома поломает!
- Так ведь тролли дневные, что он у нас забыл?
- Метель сраная…
И тут тролль кого-то заметил. Реакция была моментальная: невооружённые бросились к домам, а те, что с копьями и вилами – обступили животное со всех сторон, всё ж побаиваясь бить такую-то страшную тушу. Этот ногу опустит – без шансов, ты труп. Хольстер Гиганта Сын, даже для норда огромный и могучий, побежал в дом за своим боевым молотом, но одних его сил явно бы было мало.
- Луки есть?
- Хуюки! Метёт! Тут баллисту бы или магию…
- Отвлечь его чем что ли?
Высыпали люди из таверны, и играть в земля горит с лапами многоглазой обезъяноподобной твари стало тесно.
- Щиты держи!
Против когтей щиты помогали, но от ударной силы спасали мало. Но как назло, споря с чудищем в три-четыре раза больше себя, норды очень дружным, почти имперским построением теснили тролля.
Крейтона с секирой и в окровавленной накидке никто не заметил ровно до тех пор, пока он не вломился между стоящими спина к спине людьми, крича что-то кровожадное. Тролль десерт встретил с воодушевлением, только вот боевое безумие человека оказалось заразительным. Перетекшие от морды к бокам норды стали колоть его в обе защищённые плотной шкурой ноги, метя в брюхо, а воодушевлённые зеваки выли громче ветра: "глазницы, глазницы и зубья ломай!". Нападающего огромный тролль, конечно, с себя смахнул, но тут же потерял равновесие и упал: ноги ему перебили. Поселение и лес сотряс гулкий рёв, который разгонял и валящий щедро снег, и сонное зверьё из ближайших нор, и впечатал вытаскивавшего через чёрный ход и конюшню с сорванными воротами тело нарвавшегося Брата Бури Финна. Он, конечно, подохренел, уже во второй раз за вечер. Бросив тело и на ходу запахивая плащ, наброшенный на одну рубаху, юноша высунул нос наружу, получая возможность впотьмах и отсветах задуваемых ветром факелов увидеть эпическое противостояние человечества и скайримской дикой природы, выругался, и поспешил за своим луком. Почти Довакин не мог упустить такого сражения! Он обязательно пустит троллю (или кому-нибудь ещё) стрелу в колено!

Если и можно было про Финна что-то с уверенностью сказать, так это то, что Финн, несомненно, был герой. Герой-опоздун. Потому что принести лук и успеть пустить в тролля стрелу тогда, когда оно уже не надо – это было очень характерным для него поступком. Ну и вообще, лучники бьют издалека, и не смотрите, что он норд и нордам оружие трусов носить позорно. Позорно мозгов в голове не носить, считал Финн.

Жители Рощи приходили в себя и понемногу снимали с тролля шкуру, обсуждая, что хорошо выручат денег за троллий жир, наделают луков и обобьют щиты с помощью жил, и что вообще троллье мясо - не пир, но и голодать не придётся, а задранную лошадь так точно на колбасу. Народ, который любил петь про подвиги, перед опасностью и вьюгой был не так уж охоч до воспеваний. Под впечатлениями от оставленного на площади недалеко от колодца кладезя трофеев и очень полезных зимой вещей, народ забыл про открывшего его ударам толпы героя очень быстро. Правда, судя по разговору первых очевидцев, которые осматривали череп тролля, наверняка бы вспомнил, обнаружив до сих пор содрагающуюся от вида крови всюду вокруг трактирщицу. Потому что тот, кто мог подряд расправиться с человеком и с такой же жестокостью и лёгкостью завалить тролля был точно не человек.
Не забыл и выносивший за белобрысым труп из таверны на конюшни Финн. Он засунул лук в налуч, забросил на спину, быстро перезапахнул плащ и попробовал сначала подбить людей в снегопад преследовать победителя тролля, но, не найдя поддержки, напялил первые найденные снегоступы и поскакал по сугробам сам. Туда, куда тянулась дорожка загребающих снег следов человека.
Его гнали в первую очередь любопытство и смутный шанс, что, если за ними последуют, он поучаствует во взятии преступника и героя и честном суде всем селом.
- Эй, парень! - крикнул, задыхаясь от быстрого бега и забивающегося в глотку ледяного воздуха, рыжий. - Ты не охренел? Да-да, я к тебе обращаюсь! Мужик! Ты тролля пришил и на тебе не царапины! Подскажи секрет, что ли?